Охота на лося в Якутии

11.11.2019

7 097

https://www.youtube.com/watch?v=PKwvKaVKlok">

Охота на лошадях и с собаками на лося. Этот вид один из самых популярных способов добычи сохатого в Якутии. Ведущий передачи вместе с ленскими охотниками попытаются найти таежного красавца в глухих лесах юга республики.

Лапсин Геннадий Михайлович
Охота на лося в Якутии

От редакции
Очерк Г. Лапсина об охоте на лосей в Якутии вызвал у редакции сомнения. Стоит ли рассказывать о стрельбе зверя с автомашин? Ведь охотничья этика не позволяет этого, так же как выстрелы из-под фар, с моторных лодок или по животным, терпящим бедствия. Многие истинные охотники не будут палить по сидящему зайцу, подчас даже по утке на воде, заставляя ее взлететь. Стрельба с борта самолета или вертолета допустима только по волку, и то далеко не все одобряют ее.
Однако в период активной деятельности государственных и кооперативных промысловых хозяйств (госпромхозов и коопзверопромхозов) его работникам, включая охотоведов и штатных охотников, приходилось прибегать к помощи мощной техники не только как транспортных средств, но и для добычи животных — это специфика производства при выполнении обязательных планов. Государство как бы брало при этом на себя ответственность за нарушение этических норм и даже за прямое браконьерство. Поэтому мы решили не отказывать опытному охотоведу-автору. Такова была правда жизни, которую нельзя скрывать.
Госпромхозу «Ленский», расположенному на юго-западе Якутии и считавшемуся лучшим в стране, в последние три десятилетия прошлого (ХХ) века, ежегодно доводился план добычи — более двухсот лосей. Охота на копытных открывалась с середины сентября, а с первых чисел октября начинался промысел соболя и белки. Приходилось разрываться между пушным промыслом и отстрелом диких копытных животных, а в результате и то, и другое делалось плохо.

Отстрел лосей с автомобилей, широко распространенный среди всех категорий охотников юга Якутии в пятидесятые-семидесятые годы, мог бы решить наши проблемы. Но такая охота в наше время была вне правил, вне закона, промысловая охота не выделялась в отдельный статус. А такое положение в корне неправильное. Как можно сравнить охотника-любителя, выкупившего путевку на спортивный отстрел одного зверя, с кадровым охотником, получившим наряд-задание на добычу двух десятков лосей для сдачи мяса государству?
В советские времена краеугольным камнем всего уклада жизни страны был Его Величество План. Выполнил План — хороший работник — получай премию, красуйся на доске Почета. Экономические показатели: себестоимость, рентабельность и прочие оказывались в тени, на задворках. Парадоксально, но партийные комитеты, а в нашем случае райком партии был наделен колоссальной властью: подбирал-увольнял руководящие кадры для всех предприятий и организаций района и при этом не нес никакой ответственности, осуществлял контроль и руководство над всем и вся, включая правоохранительные органы. В общем, в одном лице — законодательная, исполнительная, карающая власть. Зачастую правонарушителю суд назначал меру наказания по звонку первого секретаря райкома — как определит партийный бог.
Вот к нему-то мы и обратились с просьбой, чтобы он на принципах марксизма-ленинизма доходчиво донес до районного охотоведа пожелание народных масс, то есть руководства госпромхоза, что отстрел лосей нашими охотниками с автомобилей, в целях сдачи мяса государству, не является браконьерством. Районный охотовед, хотя и не имел ни малейшего представления о марксистском учении, с этим просто никак не мог не согласиться! Окрыленные таким поворотом событий, мы приступили к делу.
Лоси, с наступлением морозов, начинают передвигаться к зимним местам обитания в северные и северо-восточные угодья, где много обширных болот, по-местному, марей, поросших карликовыми березками и ивами. Высота кустарников редко превышает два метра. С установлением сильных морозов и безветрия звери выходят кормиться на небольшие мари, разбросанные среди тайги, обширные же мари, шириной в два-три и длиной в несколько десятков километров, обрамленные низкорослыми и корявыми соснами и лиственницами, являют собой унылую картину, лоси на таких марях, как правило, не кормятся.
Привлекательность кустарников на марях, как корма для лосей, весьма различна. На одних марях карликовая ива и карликовая береза поедаются зверем подчистую, на других же кустарники остаются нетронутыми. В крепкие морозы звери на марях устраиваются на лежки, глубоко утопая в рыхлом снегу, тем самым уменьшая отдачу тепла. В лесной же чаще снежный покров уплотняется от падающих с деревьев комьев снега, снег набивается в волосяной покров зверя, увеличивая теплоотдачу. Лоси инстинктивно стремятся не делать лишних следов, по которым их легко отыскивают волки: если никто не тревожит, за сутки они не выходят из площади радиусом двадцать-тридцать метров.
Лоси не боятся автомобиля. Заслышав его, они перестают кормиться и стоят неподвижно, словно сфинксы, наблюдают за ним с каким-то наивно-доверчивым вниманием; могут подпустить на выстрел из гладкоствольного ружья. Если же их часто беспокоить, то, завидев машину, они убегают в более спокойные места.

Охотугодия промхоза находятся в зоне вечной мерзлоты. За короткое лето почва успевает оттаять не более чем на полметра. С наступлением холодов промерзание талого слоя происходит весьма интенсивно и снизу — со стороны вечной мерзлоты, и сверху. В первой декаде ноября полноприводный автомобиль может раскатывать по марям в любом направлении, правда, трясет на кочках неимоверно.
Обучение наших промысловиков азам отстрела лосей с автомобиля в первый сезон проходило не просто: не хватало вездеходных машин, боевого нарезного оружия, элементарных знаний и умения стрелять с автомобилей. В тех местах, где зимой концентрировались лоси, не было дорог и охотничьих избушек. Промысловикам приходилось жить в палатках или ночевать в кабинах машин. Разве можно хоть сносно поспать вдвоем в кабине автомобиля ГАЗ-66 или ЗИЛ-131? Да еще в течение нескольких ночей. Оказывается, можно. Промысловики народ крепкий, суровый и неприхотливый.
В начале декабря мы выехали в ночь на автомобиле ГАЗ-66. Водитель Николай лет двадцати пяти, среднего роста, подтянутый, с темными глазами на постоянно улыбающемся сухощавом лице; всегда весел и общителен, но ненавязчивый в разговорах, что очень важно, когда помногу часов изо дня в день находишься вдвоем в тесной кабине и закопченном зимовье. Мне он нравился азартным отношением к охоте, неприхотливостью к походной жизни, профессиональным знанием своего дела.
Кузов загружен двухсотлитровыми бочками с бензином, палаткой и прочим охотничьим скарбом. На всякий случай прихватили рацию. Теперь, в годы дикого и нищего капитализма, с трепетом и благоговением вспоминается та пора советского застоя, когда данный автомобиль был «арендован» вместе с бензином в автобазе Нефтегазразведки за заднее стегно лосиного мяса и одного глухаря!
Намотав сотню километров по таежной дороге вдоль реки Лены до поселка Южная Нюя, свернули на лесовозную, которая через три десятка верст отвернула влево. Дальше машина «поплыла» целиком по старой заброшенной дороге, по которой в начале пятидесятых годов начиналась разведка запасов алмазов в Якутии. Предстояло проехать, если это можно назвать ездой, около ста километров.
Дорога заросла молодыми березами, осинами и соснами; своими ветками они образовали свод, отчего казалось, что мы едем в бесконечном туннеле, освещенном изнутри ярким светом фар.

Меня переполняла радость. Наконец-то вырвался из города – впереди предстояла трудная работа и захватывающая охота. Я, как главный охотовед, нес полную ответственность за выполнение плана по добыче всех видов диких промысловых животных. В данное время «горел» план по отстрелу лосей. Директор промхоза дал мне конкретное задание: разведать местонахождение лосей, подсчитать их численность, проложить к марям «зимние дороги» с тем, чтобы в дальнейшем промысел могли проводить другие охотники.
Нам предстояло обследовать один из левых притоков речки Джерба и по нему пробиться через узкую полоску смешанного леса в вершину другого ручья, впадающего на севере в речку Эргеджей.
В полночь с трудом добрались до нужного ключа и устроились на ночлег. Выпили по кружке горячего чаю и, сидя каждый на своем месте, попытались отдохнуть. Умаявшийся и привыкший к такому образу жизни Николай сразу заснул. Я с завистью прислушивался к его мирному посапыванию. Мне же никак не удавалось уснуть: то звук мотора мешал, то было жарко, то холодно или затекала шея. Я всячески ругал конструктора, спроектировавшего тесную кабину и не придумавшего ничего лучшего как присобачить сиденье на крыло, отчего ноги невозможно поджать под себя да и вытянуть некуда.

К утру я впал в зыбкое забытье...
На рассвете позавтракали на скорую руку хлебом с салом и запили чаем. Николай заправил бензином машину. Зарождающийся день вытеснил предрассветную тьму; все четче вырисовывались освещенные отраженным светом невидимого еще солнца извилистые берега ручья с разливным морем кустарника, молчаливым лесом. Я влез на верх машины. Одет, как кочан капусты: на теплом белье раз- личные шерстяные свитеры, полуверы, меховые брюки и шуба, крытая чертовой кожей, на руках собачьи мохнашки, на ногах огромные ичиги с толстыми войлочными подошвами и с такими же носками, на голове лисья шапка. Мое место на аккумуляторном ящике между кузовом и кабиной. В руках самозарядный карабин Симонова калибра 7,62 миллиметра.

Машина, надрываясь, медленно продвигалась по глубокому снегу правым берегом ручья к его истоку. По обоим его берегам высился невысокий смешанный лес из сосны, лиственницы и редкой березы. Извилистое русло ручья пробивалось сквозь ерник то подступающий к лесу, то отдаляющийся от него. Ширина долины местами достигала километра. Судя по карте, здесь должна быть зимняя дорога, но мы ее не находили. Часто встречались лосиные следы; на краю леса попадались молодые сосны с верхними ветками без хвои — места кормежки глухарей. От большого ручья в тайгу отходили многочисленные мелкие ручейки, заросшие кустарником, являющиеся от- личными кормовыми и защитными местами для лосей в зимнее время.

В полдень добрались до вершины ручья, проезда не было. На камусных лыжах я вышел на восток в разведку. За мной оставалась в рыхлом снегу глубокая лыжница. Через полчаса лес поредел, появился просвет, через который я вышел в самую вершину желанного ручья. Возвращаясь, выбрал возможный для машины проезд, срубая по ходу небольшие деревья и сучья с крепких валежин. Через лесной перешеек продрались вполне благополучно, не считая оторванного кронштейна левого зеркала и глубоких царапин на кабине. Допили остатки чая...
Справа открылась марь с высоким густым кустарником. Машина черепахой ползла левым берегом ручья по узкой кочковатой полосе с редкими тонконогими березами, между лесом и густым кустарником; гремела бортами, с хрустом подминала ерник. Звери и птицы, не приученные к неестественному шуму, при появлении машины разбегались в разные стороны. Моя охотничья душа радостно пела и плясала от обилия дичи: то тут, то там по одному убегали лоси, спугнули две стаи косачей и более десятка глухарей. Белые куропатки, взлетев, словно яблоневые лепестки, парили над серым кустарником. В перелеске пересекли несколько следов соболя. Чувствовалось, что здесь давно не ступала нога человека.
Ручей полого уходил на северо-восток. Достигнув более крупного ручья, не переезжая его, свернули на север. Долина, заросшая высоким ерником, с высокоствольными соснами и лиственницами по берегам, расширилась, привольно теряясь в морозной дымке уходящего дня. Слева, в старой гари, открылась небольшая поляна, поросшая по краям молодыми соснами. Лучшего места для устройства ночлега не придумать.
Рядом с разлапистой сосной разгребли снег, установили большую палатку по якутскому способу на семи шестах. Пока я в палатке устанавливал жестяную печь и готовил настил из соснового и елового лапника, Николай напилил мотопилой сухих лиственничных дров. В печи, мирно потрескивая, разгорелись дрова, наполнив палатку теплом и букетом ароматов из лиственничной смолы, сосновой и еловой хвои, в меру приправленных дымком. Я натаял из снега воды. Сварил пельмени и вскипятил чай. Поужинав, завалились спать каждый в своей опочивальне: Николай в кабине на подвесной кровати, а я, как барин, в палатке на хвойной постели.

Приемлемые условия проживания в палатке зимой зависят от двух основных составляющих: хорошей печи и качества постели. При наличии достаточного количества оленьих шкур и хорошего спальника можно ночью не топить печь даже в мороз за сорок, что часто делают кочующие якутские охотники. У меня в палатке было и то, и другое, поэтому спал как убитый. Утром подложил в печь заранее приготовленную растопку, дрова разгорелись, живительное тепло растопило иней на брезентовом пологе в дальней от печи стороне. С легким шорохом падают на брезент палатки хвоинки, изредка, как будто над ухом, потрескивают на морозе деревья, далеко, далеко устрашающе ухает филин. До чего чист и ароматен пропитанный хвойным настоем и смолевым дымом воздух! Хочется не только с наслаждением дышать им в данный момент, но и запастись впрок. Как мне его не хватало, когда однажды лежал в душной больничной палате.
Морозное утро. Сонное солнце еще плутает где-то в таежных дебрях, но его отблески уже играют в вершинах курчавых сосен и прямоствольных лиственниц. Белый иней раскрасил кустарник в праздничную парчу, радуя взор. Продолжаем обследовать северную часть ручья. Проехали около десятка километров. Всюду множество лосиных следов, но зверей видели только двух, да и то на другой стороне ручья. На нашей стороне в ернике тоже стояли два лося. Метров за триста звери забеспокоились. Я стукнул по кабине. Машина остановилась.
После выстрела звери продолжали стоять, наблюдая за нами. Стреляю по самому крупному. После третьего выстрела лоси крупной рысью побежали к лесу. Отстрелял по «своему» остаток обоймы. Чувствовал, что попадаю, тем не менее зверь, поубавив прыти, скрылся в тайге. Прошел по следу до леса — много крови и волос на снегу — значит, три пули достигли цели, а четыре прошли ниже. Меня озарила догадка, что до лося было не триста метров, а значительно больше. Решил оставить подранка в покое на два-три часа. Вскоре машина выехала к широкой пойме речки Эргеджей, с куртинами редких березняков, кустарников и огромными лугами. Даже зимой обильные снегопады не в состоянии смять и занести буйное разнотравье злаковых растений, выкрасивших долину в золотистый цвет наподобие выгоревшей от жаркого солнца африканской саванны. Когда-то здесь паслись тысячные стада лошадей и крупного рогатого скота. Прошли десятилетия и ничто не напоминает о присутствии в этих местах человека. Зато привольно живется диким животным.

Возвращаться на автомобиле по впервые проложенной колее в рыхлом снегу намного труднее и опаснее, чем ехать по целику. Снег в колее уплотняется и промерзает, колеса машины так и норовят соскользнуть с нее в рыхлый и менее плотный снег на обочине, отчего она «рыскает» из стороны в сторону. Самое неприятное таят в себе поваленные предыдущим движением и лежащие вершинами навстречу мелкие деревья и сухие тычки кустарника. Стоит водителю зазеваться, как тут же дерево может пропороть радиатор.
Вернувшись к тому месту, где подранок скрылся в лесу, я пошел на лыжах по его следу. С каждым шагом зверь расставлял ноги все шире и шире, а шаги становились короче — явный признак, что рана смертельна. Через километр добрал крупного быка прямо на лежке.
При разделке туши внимательно обследовал места попадания пуль. Оказалось, что только одна попала в убойное место в области сердца, остальные ушли в нижнюю часть. При этом энергия пуль оказалась недостаточной, все они застряли в костях и мягких тканях. Стрелял я старыми патронами, изготовленными специально для полуавтоматических карабинов Симонова, из чего сделал вывод, что, во-первых, занижаю расстояние до цели, во-вторых, следует заменить старые патроны на более мощные автоматные.
Вернулись к палатке. Поляна показалась нам родной и обжитой. Я готовил ужин из свежей грудинки, наварив впрок мяса из вырезки, а Николай обхаживал машину. Дел у него было намного больше, чем у меня. «На кровях» пропустили по маленькой. На большее никто не согласился. Промысловая охота забирает все силы без остатка и требует от ее участников ясной головы и четких, продуманных действий.
На следующий день отправились обследовать и прокладывать дорогу в долину Большого ручья. Перед этим я обстоятельно поработал с топографической картой, из которой явствовало, что ручей тянется на юг на десятки километров среди кустарников и изобилует множеством средних и небольших марей, находящихся среди тайги в непосредственной близости от главной долины, и соединяющихся с ней узкими болотистыми ерниками. По бездорожью ехали медленно, с большой осмотрительностью и предосторожностью. Охота не получалась. Это и не удивительно: сначала надо правильно проложить колею и накатать ее, только тогда осуществится эффективный промысел.
После обеда выехали на небольшую марь среди соснового бора. Машина резко остановилась. Не более чем в пятидесяти метрах стояла лосиха, раздвинув грудью подрост молодых сосенок, устремив на машину испуганный взгляд. По ее упитанному, лоснящемуся телу волнами пробегали импульсы животного страха, она вся напружинилась, сжалась, готовая к прыжку. «Сейчас уйдет! Уйдет!» — мелькнула губительная мысль. Хуже нет, когда зверь неожиданно появляется рядом. Вскинул карабин, не целясь нажал на спусковой крючок; звук выстрела и исчезновение лосихи слились воедино. Покачиваясь, сосновые ветки сомкнулись над тем местом, куда скрылся испуганный зверь. Проверили — чистейший промах.
— Вот это охота так охота! — удрученно заметил я.
— Да уж, — с иронией, протирая ветровое стекло и не глядя на меня, согласился Николай.
— И все-таки отличный промах! Без крови! — как можно убедительнее сказал я.
— Куда уж лучше. Такая жирная котлета из-под носа убежала.
— Если бы охотники не «мазали», — не сдавался я, — на земле давно не осталось бы ничего живого! А так весьма наглядно обучили еще одного «профессора» — пусть знает, что надо бояться машину и человека.
По возвращении Николай засмотрелся на четырех глухарей, сидящих на краю леса, в результате сухая тычка пропорола радиатор, пар окутал машину. Чертыхаясь, водитель слил в ведро часть воды из радиатора, затем снял и заглушил три трубки. В это время я разжег костер и натаял снега. После ремонта вернулись к палатке.
На следующий день продолжили обследование Большого ручья. По проложенной колее машина катила быстро и без лишнего шума. Я понимал, что в относительно теплую погоду лоси находятся на боковых марях, там их будут добывать другие промысловики. Машина снова двинулась по заснеженной целине, следуя изгибам и поворотам долины ручья, которая то неожиданно расширялась — и тогда на несколько километров просматривались ерники, то сужалась до сотни метров, стиснутая захламленной тайгой. Часто вдалеке мы видели лосей, в основном убегающих.
Выехали на небольшую ерниковую марь с пучками рыжей травы на больших кочках; местами снег истоптан лосями — старые и свежие лосиные следы как на скотном дворе, на местах кормежки крошево ивовых веток. Зимний день сиял буйством красок: куртины светло-зеленых сосен и темно-изумрудных островерхих елей купались в лучах оранжевого солнца, отбрасывая на искрящийся снег жирные тени. Алмазная накипь инея на ернике и деревьях сверкала мириадами блесток. Дальние каемки леса тонули в голубой дымке. Воздух напоен запахами сосновой смолы, ароматом еловой хвои и чистого снега. Наискосок марь прочертил неровный полет тетерева. В полукилометре в ернике стояла корова с телком. Машина медленно ехала по дуге не на них, а как бы мимо, но неуклонно приближаясь к ним. Метрах в двухстах от зверей остановилась.
Карабин, как и у всех промысловиков, был пристрелян по центру. Выцелил корову по лопатке, затем передвинул мушку на ладонь ближе к задней части и чуть выше середины корпуса. После выстрела эхо несколько раз прокатилось от одного края мари к другому и медленно затихло в чистом морозном воздухе. Звери продолжали стоять как вкопанные. После второго выстрела корова медленно осела в снег. Теленок чуть отбежал в сторону и остановился, повернув голову. Для него хватило одной пули.
Научно обоснованная эксплуатация любой популяции диких животных обязывает специалистов и охотников изымать без ущерба для воспроизводства, в первую очередь, сеголетков, а на племя оставлять лучших взрослых животных. Отход молодняка, в первую для них зиму, намного превышает гибель половозрелых особей.
В ясном небе появились два черных, как смоль, ворона. С гортанными криками они кружились и гонялись друг за другом в радостном хороводе, напоминающем брачные игры.
— Кыш, проклятые, — замахал руками на них Николай. — Что это они вытворяют?
— Радуются. Халявную жратву увидели. Так всегда бывает. Они следят за нами давно.
Разделали зверей. Обычно вдвоем такую работу удается проделать, в среднем, за тридцать пять минут. Разложили на снегу исходящее паром мясо, которое сразу нельзя грузить — моментально примерзнет к металлическим и деревянным частям кузова, смерзнется между собой в монолитную массу, крепкую словно бетон.
Охота прервалась самым неожиданным образом. Пересекая кочковатый ручей, машина подпрыгнула на ухабе, чудом я не вылетел из кузова. Под машиной что-то загремело, заскрежетало, словно по раме со всего размаха били кувалдами, и она остановилась. Оказалось, от удара о мерзлую кочку согнулся передний карданный вал, который затем скрутило в бараний рог и, словно картонный, разорвало пополам. Глубокой ночью, измученные, добрались мы до палатки. Утром по рации связались с промхозом. Через два дня из города доставили исправный кардан.
Охота на лося в Якутии

В эргеджейских марях
Снова за окном машины мелькают нескончаемые таежные дебри, навстречу несутся выхваченные лучами фар деревья, страшные в своей таинственности выворотни и коряги в пухлых снегах, причудливо искажаемые набегающими пляшущими тенями, теряясь в вязкой, как деготь, темноте. За рулем улыбающийся в радостных предчувствиях Николай. Он как всегда весел и в меру разговорчив. Мы едем на лосей в новые места.
За полночь добрались до заброшенного улуса Эргеджей. Остановились возле старого деревянного дома, огороженного замшелыми сосновыми жердями. В холодном ночном небе скучал ущербный месяц, освещая серебристым светом угрюмые серые домишки. На безлюдных улицах ни одного человеческого следа; морозно и тихо. Нигде не скрипнет ни дверь, ни калитка, не горит греющий душу огонек. Где же те стойкие люди, которые веками жили в этом суровом краю: любили, рожали и растили детей, охотились, содержали тысячные стада лошадей и крупного рогатого скота?
В избе было так же холодно, как на улице. Я растопил растрескавшуюся кирпичную печь. Струйки дыма потекли сквозь широкие трещины в чугунной плите, заполнив комнату удушливым дымом и терпким запахом лиственничной смолы. Отблески огня весело заплясали на закопченных стенах и неровном потолке. Николай чихнул, поплотнее запахнул полы своей шубейки и ушел спать в кабину машины. Я расстелил на скрипучей деревянной кровати оленьи шкуры, прогрел около печи верблюжий спальник, залез в него, укрывшись сверху еще двумя шубами. Лишь к утру прогрелась печь, а затем и весь дом.
Ранним утром на крутом берегу речки Эргеджей выгрузили в снег бочки с бензином. Погода выдалась преотличная: тихая, ясная, мороз в пределах тридцати градусов. Рассвело. На востоке алела заря. В морозной дымке отчетливо просматривались деревья и кустарники, трещали надоедливые сойки, свистели неугомонные синицы.
Выехали по широкому маристому ручью в сторону речки Джерба. Ранним утром, когда организм полон неистраченных сил, окружающая природа воспринимается особенно ярко, даже восторженно. Как хорошо вокруг! Как прекрасна жизнь!
Справа мелькал редкий молодой сосняк, слева, за редкими соснами, — нескончаемые заросли ерника. Дорогу пересек свежий след лося: зверь где-то рядом. Я пристально разглядываю мелькающий слева кустарник. Нервы напряжены, руки крепко сжимают карабин. «Только не просмотреть! Только не упустить!» — роятся в голове навязчивые мысли.
Как всегда, хоть все глаза прогляди, зверь появился неожиданно и прямо на дороге. Яловая лосиха бежала, вихляя из стороны в сторону жирным крупом, в каких-то пятнадцати метрах от машины. Отчетливо просматривалась каждая волосинка на ее лоснящейся шкуре. Раскидав по сторонам головы мохнатые уши, она с достоинством, как бы красуясь своей гордой статью, несла свое роскошное молодое тело по лесной дороге, прямой, словно взлетное поле аэродрома. Машина остановилась, мирно урча.
У меня было ощутимое преимущество — я находился несколько выше зверя. Стреляй куда хочешь: в голову, шею, холку или позвоночник. Я привык видеть зверя за двести-триста метров, а эта вывернулась чуть не из-под колес. Такая близость добычи напрочь отключила разумные привычки и навыки. В азарте выстрелил навскидку. Красавицу как ветром сдуло в густой сосняк. Проверили — ни шерстинки, ни кровинки...
Я сконфуженно рассматривал карабин, как будто виноват именно он. Высунув голову из окна, Николай, озорно вращая черными глазищами, радушно успокоил: «Не наша! Не горюй! Их тут как грязи!» Знает, шельма, что стрелка нельзя лишний раз нервировать. В общем-то, я никогда болезненно не переживал за свои промахи. Не попал, так и не попал. Значит, такая судьба выпала зверю. Пусть живет и приносит приплод. Еще случай представится. А что он представится, никогда не сомневался. Продолжили обследовать Круглую марь и все ее карманы. Предстояло проложить дорогу таким образом, чтобы она проходила к кормным местам лося из-за укрытия: из леса, отдельно стоящих деревьев, поворотов, изгибов болота. Сверху хорошо просматривалась серая марь; в голубой дымке темнели далекие зубцы приземистых елей, вихрастых сосенок и паутина редких лиственниц.
По старой Сунтарской дороге прошла стая волков. Встретив след лосихи с теленком, хищники начали их преследовать. Решил проследить, чем закончилась лесная драма. Следы вывели на марь, где лоси спокойно кормились ветками карликовой ивы. Семь волков учуяли лосей и разделились на две группы: четыре легкой рысью ушли в засаду в противоположную часть мари, а три подождали, сидя на снегу, отчего он даже чуть подтаял, и начали скрадывать ничего не подозревающих животных.
Лосиха слишком поздно услышала приближение хищников. В страшном испуге она кинулась к спасательному лесу. Детеныш боязливо жался к ее ногам. Матерые волки выскочили из засады навстречу беззащитным животным. Лоси заметались из стороны в сторону, но везде встречали острые клыки хищников. В считанные минуты все было кончено.
Поздним вечером вернулись мы в теплую избушку — утром, перед тем как выехать на охоту, я наложил полную печь сухих лиственничных дров. По охотничьей традиции заварили из старых запасов телячью грудинку. Дом наполнился ароматом вареного лосиного мяса.
Ночью вызвездило. Утро ясное, морозное, воздух настолько чист, словно его и нет, заснеженные сосны и оголенные лиственницы молчаливо толпятся по краям огромной поляны, белесый дым невесомо уносится вертикально вверх и бесследно исчезает в синем холодном небе.
Еще вечером внимательно изучили топографическую карту и наметили маршрут — от улуса на северо-запад, где было несколько обширных марей. Свернули с дороги, первые лучи солнца заиграли на деревьях и кустарнике в причудливых кружевах серебристого инея.
Марь, окруженная чахлыми елями и березками, поворачивала на юго-запад. За поворотом, метрах в трехстах, стояла корова. Из-за ерника виднелась голова и верхняя часть туловища. Машина остановилась. Поставил прицел на триста. После выстрела зверь исчез. Через пару секунд появился снова, рядом второй — тоже без рогов. «Промазал» — решил я. Звери с любопытством наблюдали за автомобилем. Два выстрела один за другим раскололи таежную тишину. Звери исчезли.
— Готовы! — прокричал Николай в форточку.
Только тронулись, как из ерника выскочил на чистую поляну молодой бык с рогами и кинулся к спасительному лесу. После выстрела он неуклюже перевернулся через голову, взметая снежные вихри. Сначала подъехали к быку. Пока я, с карабином наготове, рассматривал его, Николай, повернувшись налево, радостно прокричал:
— Есть один! — Еще один!
— Откуда второму взяться? — удивился я.
— Ого! Еще один!
— Заладил: один, еще один, — не выдержал я.
— Ну, ты даешь! — радовался взволнованный Николай. — Четырех лосей завалили! Вот это да! Вот это охота!
Оказалось, что звери кормились в маленькой низине. Старая корова решила взглянуть на виновника шума. Первый мой выстрел оказался точным. Затем та же участь постигла сначала двух телят, а чуть позже более осторожного молодого быка. Хотя нахождение взрослого самца рядом с лосихой и телятами в это время года — редкость.
Разделали зверей, пообедали и во второй половине дня отправились дальше. Холодное солнце клонилось к лесу, когда мы выехали из мелкого сосняка на узкую небольшую марь.
Вокруг медно-красного солнца появился огромный бледно-розовый круг, предвещающий смену погоды. На краю мари на молодых соснах сидели четыре нахохлившихся глухаря. Мы в редких случаях отвлекались на иную охоту кроме лосей, вносящую лишний шум и потерю драгоценного времени. И сейчас проехали мимо, хотя Николай долго не отрывал глаз от лесных красавцев. По пути забрали мясо, выгрузили его около избушки.
Ночью подморозило. Стекла затянуло изморозью. Машина медленно ползла по слабо накатанной колее, с хрустом ломался мелкий валежник. Свернули на обширную марь с островками щетинистого живого леса. У дальнего края стояли два быка. Машина направилась к ним по целику через кочковатую низину. Громко брякали борта, надрывно урчал мотор. Звери заволновались: один пошел в сторону леса, второй, чуть продвинувшись за ним, остановился левым боком к машине. Наполовину он был закрыт кустарником. Я поставил прицельную планку на четыреста метров, выцелил зверя по груди, чуть выше середины туловища. Из личного опыта знаю, что лучше обвысить зверя, чем обнизить. В первом случае пуля может попасть в позвоночник, а если промах, то вторым выстрелом можно, сделав поправку, точно поразить цель. Во втором случае пуля начинает гулять по кустам и если и долетает до зверя, то обессиленной. Подранок обеспечен — гоняйся потом за ним по таежным дебрям.
После второго выстрела бык завалился в ерник. Я выцелил по левой части груди второго быка, бегущего рысью через низкий кустарник. Звук выстрела всколыхнул тишину. Чувствовалось, что пуля достигла цели — зверь изменил направление и крупной рысью побежал прямо к лесу, подставив часть правого бока под выстрел. Только вторая пуля свалила сильного зверя.
В поисках лосей приходится много ездить, особенно когда температура выше минус двадцати градусов и ветрено. В такую погоду звери покидают мари и скрываются в густом лесу. На топографической карте рядом с районом нашей охоты обозначена марь, к которой я никак не мог найти проезд. В минувшем марте, при отстреле волков с вертолета, мне удалось разглядеть долгожданный проезд. Он оказался в восточной части освоенной мари. По нему мы въехали на новую марь, которая оказалась небольшой, с куртинами редкого леса. Они создавали хорошие защитные условия для зверя и способствовали скрытому подъезду к жирующим животным.
Проехали почти всю марь. Справа из ерника поднялась корова. Выстрел — и она оказалась на земле. Подъехали вплотную. Лосиха еще была жива, лежала, уставившись мутным взглядом на людей, из черных глаз скатывались крупные слезы. Я выстрелил в шею из малокалиберной винтовки. Зверь замотал костистой головой и затих.
— Давай объедем марь, а затем разделаем корову, — предложил нетерпеливый водитель.
После безуспешных поисков вернулись к поверженной корове. Но ее и след простыл. Николай заохал:
— Ушла! Зря мы ее сразу не разделали.
— Ничего, — уверенно заверил я, — далеко не уйдет!
С карабином наизготовку двинулся по следу. Крови было мало, но лосиха шла с трудом, широко расставляя ноги, часто останавливалась, разбрасывая в рыхлый снег светло-коричневые, похожие на финики катушки навоза; они были незамерзшими и тонкими — явный признак, что корова была жирной и находилась где-то рядом. Отмахал не один километр по рыхлому глубокому снегу. Наконец увидел еле живую лосиху. Она стояла, широко расставив дрожащие ноги, отрешившись от бренного мира. Присыпанные снегом ели и сосны уходили вершинами в синь холодного неба. Тишину зимнего леса нарушал лишь рабочий перестук дятла да веселый свист синиц. До последнего издыхания лосиха оттягивала свою кончину. Ее голова опускалась до снега; с усилием она поднимала ее, но все повторялось снова. Торопясь и не испытывая радости от желанной добычи, я прервал ее мучения. Навсегда дал себе зарок — добирать подранков немедленно.
К ночи мороз усилился. На холодное небо дружно высыпали яркие звезды. Млечный путь светился бледно-голубым светом, одним концом уходил в бездну Вселенной, а другим словно зацепился за темнеющую рядом кромку леса. Казалось, залезь на крышу и дотянешься до него рукой. В доме было тепло. Автомобильная лампочка, подвешенная Николаем к закопченному потолку, тускло освещала «таежный салон». Весело потрескивали в печи дрова, в большой кастрюле булькал наваристый супец, дразня пряными запахами вареного мяса, жареного лука и лаврового листа. Много ли надо промысловому охотнику? Крышу над головой, добрую печь да удачу!
Я, как всегда, готовил ужин, а Николай старательно обхаживал машину, лелеял ее как любимую женщину. А как иначе? В случае поломки нам пришлось бы идти по лютому морозу добрую сотню километров до ближайшей деревни.
Утро выдалось тихим, морозным. Выехали на дальнюю марь в одиннадцатом часу, когда день полностью вытеснил рассветные сумерки и можно было различить мушку карабина и видеть лосей на сером фоне кустарника. Под колесами противно и громко скрипел снег. За машиной тянулся многокилометровый шлейф светло-синего тумана из мельчайших частиц конденсата и выхлопных газов, который медленно расползался над землей. Морозная дымка окутала марь. Все было сумрачным и хмурым. Казалось, что все живое попряталось по укромным местам, а могучие деревья съежились от невыносимого холода.
Мороз донимал и меня. То и дело я прикладывал мохнашки к мерзнущим щекам и носу. Мое сгорбленное тело напоминало нахохлившегося черного ворона, зорко посматривающего по сторонам. На краю мари в высоком густом ернике, вроде бы, просматривается голова лося. Или мне показалось? Машина медленно приближалась. За кустарником, пригнув голову, притаился лось. Сквозь ветки он наблюдал за машиной. Меня всегда интересовало, как дикое животное воспринимает движущийся автомобиль или вертолет: наверное, как огромное непонятное живое существо, неуклюжее, шумливое, не умеющее прятаться? Вероятнее всего, любое животное не в состоянии воспринять техническое средство человека как нечто неживое. Даже индейцы Южной Америки в пятнадцатом веке, впервые увидевшие лошадь и сидящего на ней человека, приняли их как единое живое существо. Скорее всего, животные, на основании своих инстинктов, в состоянии «оценить» степень опасности, которое исходит от странного «существа»; на собственной шкуре зверь убеждается, что опасность исходит не от самого странного существа, а от громкого хлопка, смертельно разящего, словно молния. У тех животных, которые не единожды встречались с автомобилем и видели гибель своих сородичей от невидимых жал, вырабатывается устойчивый инстинкт самосохранения — при виде машины они убегают или прячутся.
Я постучал по кабине. Машина остановилась в полусотне метров от подозрительного места. Николай высунул голову через форточку. На его плутоватом лице застыл немой вопрос: кто, где, что? Я встал левой ногой на борт машины, залязгавшей расхлябанными болтами в металлических втулках, а правой — на колесо запаски. Обзор увеличился, видимость тоже, но зверь нагнул голову еще ниже, спрятав ее в густом кустарнике, и сквозь него наблюдал за мной. Теперь стал четко виден его темный хребет, а основная туша была прикрыта густыми ветками карликовой березки. В такой ситуации лучше всего стрелять по голове, но «обученный» зверь надежно укрыл ее от охотника. Тогда я влез на кабину и почувствовал, что возмущенный водитель изнутри поддерживает тонкую крышу руками. Видимость немного улучшилась, но игра в прятки продолжалась. Мне ничего не оставалось, кроме как стрелять по хребту. Пуля с хрустом раздробила кость — зверь опрокинулся на левый бок, что показалось мне подозрительным.
— Николай, жми к зверю! Уйдет!
Машина напрямую рванула к лосю. Раненный в остистый отросток позвоночника зверь сначала с трудом встал на передние ноги, проволочил десяток метров по земле заднюю часть тела. Затем встал на задние ноги и припустил по болоту с такой прытью, что я не успел выстрелить. Не единожды мне приходилось преследовать такого подранка и всегда безрезультатно. Он уходил как ни в чем не бывало. Такого зверя мы называли «профессором». Уж второй раз он не подставит свой хребет под невидимое жало урчащего чудища!
Фактор беспокойства оказывает на лосей существенное влияние. Они покидают угодия, где на них усиленно охотятся. Мне часто приходилось летать в марте на вертолете над местами промысла лосей с автомобилей. Там всегда оставалось их единицы, в то время как на соседних марях, не охваченных промыслом, лоси скапливались десятками. По-видимому, в тех местах, где на лосей охотятся из года в год, у них вырабатывается такая же боязнь и недоверие к автомобилю, как к человеку.
Вспоминается такой случай. Проезжая на машине по мари, мне показалось, что из густого ерника за машиной наблюдает лось. Но почему из нижней части кустов? Я остановил машину и долго рассматривал странного зверя. До него было не более пятидесяти метров. Бинокля под рукой не оказалось У меня не было уверенности, что в ернике прячется лось. А стрелять по не выясненной цели я не решился.
Мы поехали дальше. Но сомнения не покидали меня. Тогда мы поехали по кругу и я пересчитал свежие входные и выходные лосиные следы. Получалось, что зверь остался в круге. Снова подъехали к тому месту, где я видел лося. Лось был в том же месте. Чтобы удостовериться, я с карабином наизготовку осторожно и медленно стал передвигаться по кузову от кабины к заднему борту машины. В какой-то момент четко увидел безрогую голову с настороженным глазом. Лось настолько уверовал в надежность своего укрытия и слепоты странного существа, что никаким образом не реагировал на мои перемещения по кузову, за что и поплатился жизнью.
Мороз крепчал, пробирал меня до костей. Я не выдержал и залез в теплую кабину. От одежды исходил холод, ветровое стекло сразу наполовину затянуло тонким налетом инея. В тепле меня разморило. Я снял шапку и шубу, прикрыл карабин курткой водителя и с наслаждением расслабился. Николай зорко поглядывал по сторонам. Даже из кабины он часто первым замечал притаившегося в ернике зверя. Меня всегда поражала эта уникальная его способность.
Машина резко остановилась.
— На краю мари в ернике наледь что ли парит? — шепотом промолвил водитель.
— Ну, ты шутник! Здесь не может быть наледи.
Я присмотрелся. Из далекого кустарника появлялось легкое, едва заметное облачко белого пара; через две-три секунды развеивалось и возникало вновь.
— Да это же лось дышит!
В мгновенье ока я выскочил на свое рабочее место. Сверху марь просматривалась отлично. Но лося скрывал густой ерник. Чтобы поднять зверя с лежки, хлопнул по кабине рукой. Никакого результата.
— Поезжай не прямо к лосю, а чуть в сторону. Вон на ту кривую елку, — скомандовал я.
Пока стояли — марь затянуло на уровне ерника тонкой пленкой тумана от выхлопных газов и паров конденсата. Под колесами машины с треском ломался кустарник, громко хрустел и скрипел снег, гремели борта, натужно рявкал мотор. Машина переваливалась с одного борта на другой, раскачивалась, скрипела, карабкаясь на высокие кочки, но уверенно двигалась вперед. В морозном небе, низко над лесом, висело холодное равнодушное солнце.
«Пора бы лосю и выскочить, — крепко держась за борт левой рукой, а в правой держа карабин, думал я. — Уже меньше двухсот метров осталось». Но лось то ли не хотел покидать уютную лежку в рыхлом снегу, то ли считал, что опасность пронесет стороной. Наконец, он не выдержал и бросился бежать вдоль мари. Высокий ерник скрывал его полностью. Я следил за ним по клубам выдыхаемого, словно паровозом, пара, которые то и дело поднимались над кустарником, да по инею, взметаемому бегущим лесным великаном. Изредка над заиндевевшим кустарником мелькали лопаты рогов и хребет зверя. Я прикинул, что через два десятка метров лось должен выскочить на чистый берег небольшого озера, и приготовился. После выстрела на какое-то мгновенье передо мной выросло облачко пара, превратившееся от низкой температуры воздуха в изморозь и заслонило картинку со зверем.
Разделать крупного зверя в сорокапятиградусный мороз далеко не просто. Все приходится делать голыми руками: и шкуру оттягивать, и нож держать, рукоятка которого изготовлена из дерева. Через две-три минуты разделки на лезвии ножа, по направлению от рукоятки к носку, начинает намерзать жир, сукровица и кровь. Чтобы от них избавиться, приходится то и дело на минуту-другую втыкать нож в мягкие ткани зверя. Руки замерзают до ломоты в костях и их приходится отогревать в складках горячей туши зверя. Но лучше всего в содержимом требухи. В отличие от хищных животных, требуха лося наполнена еще не переваренными измельченными веточками кустарников и имеет легко переносимый специфический запах. Впрочем, отмерзающие руки можно и не в такое засунуть.
Но вот дело дошло до разделки брюшной и грудной полостей. Сразу нас окутывает такой густой пар, что не видно внутренностей. Приходится ждать несколько минут — пока охладится мясо и выделение пара уменьшиться.
Туша крупного лося, в целях экономии короткого зимнего времени, разрубается топором, хранящимся в теплой кабине. В дело идет все: мясо, субпродукты — людям; кровь, требуха и кишки — собакам. Якуты своеобразно и оригинально хранят кровь для корма собак: освобождают от содержимого требуху, очищают остатки содержимого снегом. Затем выкапывают в снегу небольшую овальную ямку, укладывают в нее аккуратно требуху таким образом, чтобы получилось что-то вроде корыта, и выливают туда кровь. На морозе она быстро застывает и готова для транспортировки.
Наконец, разделка закончена. Куски мяса разложены на снегу, не соприкасаясь друг с другом, субпродукты закопаны в снег подальше от воронья. Осталось снегом вымыть ножи и руки. На сильном морозе эта процедура болезненная и долгая. Затем руки надо тщательно вытереть и только потом можно безбоязненно браться за металлические ручки кабины. Но зато как ароматен и вкусен чай в теплой кабине! Чувствуешь себя сильным и защищенным под ровный, убаюкивающий рокот надежного мотора.
Декабрьский день короткий — каких-то пять светлых часов, в течение которых можно прицельно стрелять из нарезного оружия. Поэтому весь день проходит без единой минуты отдыха. Вечером транзисторный приемник поведал нам, что по юго-западным районам Якутии ожидается понижение температуры в течение трех-четырех дней до минус пятидесяти пяти градусов по Цельсию. Охота в такие сильные морозы небезопасна.
Утром загрузили мясо. Николай разложил небольшие костры под передним и задним мостами автомобиля, разогрел паяльной лампой раздатку и коробку, включил пониженную (демультипликатор) и на первой передаче, чтобы не повредить крестовины карданного вала, продвинул на два-три сантиметра машину вперед, затем назад. С каждым разом увеличивая проходимое расстояние на несколько сантиметров, разогрел смазку в крестовинах и ступицах. Машина медленно сдвинулась с места. Резина на колесах замерзла до такой степени, что потеряла эластичность и стала словно деревянная. Снег под колесами оглушительно хрустел, как под металлическими ободьями гужевой телеги.
Сидя в теплой кабине, я подсчитывал возможную добычу лосей в районе речки Эргеджей и различные варианты уничтожения волков.

Рейтинг:

Нравится

Понравиласть статья? Жми лайк или расскажи своим друзьям!

Теги к новости:

Якутия, Россия

Комментарии

Добавить комментарий

Похожие новости: